Полночь. Не дышится. Глухо забитые окна
лихо скрывают обрывки дописанных сцен.
Воздух, пропитанный насквозь рубиново-мокрым,
фри-мотыльком нацарапал на пропасти стен
несколько фраз – полуслов – полуслёз – полунервов.
Первую надпись – касаясь ладонью стекла –
вдребезги! Пьяно и по-стариковски манерно
дрожь унимая последним глоточком... Дотла
будет пульсировать отблеск диковинно узкой
лампы; неспешно улягутся тени у ног...
Просто запомнить тот запах, янтарно-французский,
на перепутье крестом окаймлённых дорог.
Метить заточенным грифелем обе ладони,
дорисовать и дорезать цыганскую спесь.
Волк – это та же собака. Он волка не тронет.
Надпись вторая, иголкой по коже: я есть.
Ближе к утру застилает слепой поволокой.
Чем холоднее ресницы, тем слаще укус
надписью третьей – излишне надменной, жестокой:
Пусть тебе осень приснится. Счастливая. Пусть.